Русский писатель Лев Николаевич Толстой оставил в наследие народу самую «русскую», масштабную поэму «Война и мир»; самую семейную и трагичную – «Анна Каренина»; самую по-взрослому наивную трилогию «Детство», «Отрочество», «Юность». Появление каждого нового шедевра – результат исканий, размышлений очередного периода жизни писателя. Проследить за эволюцией взглядов, мучительности поисков и той болью, которая дала России великого в широте своей души, писателя, можно по публицистике и переписке. Эти работы дают возможность проделать тот же путь, что и Лев Толстой, лучше понять его произведения, его самого и жизнь его, настолько неоднозначную, вызвавшую массу кривотолков.
Для Толстого всегда оставалась важной тема народная. Достаточно смелые взгляды на значимость простого народа в некоторых кругах стали причиной неприятия его творчества. Народ – это не просто основная тема, народ изменил образ его жизни, ход мыслей. Второй по значимости была тема религии и веры. Поиски смысла существования на земле, наличие высшего разума, переосмысление догматов церкви, создание собственных заповедей и целого движения последователей. Темы «борьбы за мир» получила свое название в связи со стремлением Толстого повлиять на воинственно настроенных «сильных мира сего». А отнюдь не воинственного настроя самого автора. Его реакция на российские события, отзывы на международные; переписка, которую он вел с участниками этих событий. Эти темы неразрывно связаны между собой.
В народе для Толстого заключалось то высокое нравственное начало, прикосновение к которому возвышает и облагораживает человека. Народную мораль он провозгласил единственно великой, благородной и человечной. Искусство, политика, наука, религия – все имело для него смысл только в контексте пользы для простого народа. Деятельность Толстого по организации народного образования, его прямое и непосредственное участие в распространении знаний в народе является доказательством того, что он не был ни обскурантом, ни противником искусства, как это представляют фальсификаторы его наследия. Ориентируясь на вкусы и оценки людей труда, обладающих и чутьем истины, и неиспорченным вкусом, писатель выдвигает принцип доступности и доходчивости.
Искусство должно быть понятно самому обыкновенному человеку из народа – вот одно из важнейших положений эстетического кодекса Толстого.
Касаясь темы голода, в цикле обширном статей о голоде в 1891-1893 годы, Толстой замечает: «Наша связь с народом так непосредственна, так очевидно то, что наше богатство обусловливается его бедностью, или его бедность обусловливается нашим богатством, что нельзя не видеть, отчего он беден и голоден. А зная, отчего он голоден, нам очень легко найти средство насытить его»1. Слова эти – не слова мечтателя, сострадающего художника. Это слова практика, человека деятельного. Его помощь голодающим крестьнам, убеждение общества в необходимости создания столовых в деревне, перепись голодающих, организация столовых и работ доказывают это. Оставив перо художника, Толстой, находясь на вершине мировой славы, объезжает деревни голодающих и сместе со своими помощниками, среди которых было много студентов Московского университета, рискуя своей жизнью (эпидемия холеры ) деятельно включается в помощь голодающим крестьянам. Он одним из первых в печати поставил «страшный вопрос» - так и называлась его первая статья в «Неделе» - есть ли в России голод.
Веру Толстому подарил народ. Он пришел к своей собственной вере, созвучной вере простого народа. «И я видел таких, понявших смысл жизни, умеющих жить и умирать, не двух, трех, десять, а сотни, тысячи, миллионы <...> и я полюбил этих людей. <...> Действия же трудящегося народа, творящего жизнь, представились мне единым настоящим делом. И я понял, что смысл, придаваемый жизни, есть истина, и я принял его».
Толстой находит основу для своей морали: «Смысл жизни состоит в развитии и в содействии этому развитию».
Как констатирует критик Л. Оболенский: «Но религия прогресса удовлетворяла его только до тех пор, пока он сам, как организм, рос и развивался»2. Удовлетворяясь некоторое время «бескорыстным служением будущему», Толстой, по мнению Оболенского, приходит к выводу, что вечный процесс невозможен: «Ведь и человечество, и мир также состарится, и умрут, как я? Стало быть, если я находил нелепым жить для себя, потому что моя короткая жизнь – нелепость, то еще смешнее работать для какого-то будущего прогресса, который также обратится в ничто и в котором также, стало быть, мало смысла, как в моей личной жизни». Эти слова Оболенский приводит в качестве доказательства того, что Толстой опять оказался на распутье. Но полным желания дальнейшего поиска, в связи с чем обращается к следующим методам познания бытия: «точная» или «ясная» наука и «ума зрительные познания», в разряд которых и попадает философия. Оболенский последовательно излагает логику размышлений Льва Толстого, который приходит к выводу, что все пути, только по-разному, ведут к одному и тому же результату: либо все в жизни становится ясным, но «чем яснее, тем очевиднее, что дальше нет ничего <...> и надежды нет», либо состояние постоянной «смутной надежды что-то найти», которое длится веками без ответа или же дает их, но только «самые туманные, самые противоречивые и темные».
Излагая путь духовного поиска художника-философа, Оболенский пишет, что Толстой «стал совершенно измученный сомнениями, завидовать тем людям, которые слепо, не раздумывая, верили в особое высшее назначение своей жизни и в этой наивной, простой вере почерпали силу не только жить, но и переносить всякие страдания, лишения, невзгоды, покойно и даже с радостью ожидать смерть и не только не считать жизнь злом, но, наоборот, величайшим благом и даром небес». Для Толстого такими людьми стал народ, чью веру пытался понять, осознать, осмыслить. Но для этого ему бы пришлось отказаться от разума. Отречься от разумного знания было невозможным для Толстого, поэтому его ждала только смерть.
Истина приходит к Толстому, по мнению критика, так как он начинает понимать, что искал вневременного смысла жизни, а рассматривал свою личную жизнь. То есть «искал смысл жизни в условиях времени и пространства», который перед бесконечным является «ничто». Говоря о толстовском понятии «бесконечное» и обобщив все его рассуждения об этой категории, Оболенский объявляет, что это «сама жизнь», «необходимость», это – «Бог», что без Бесконечного жизнь теряет смысл.
«Оглянувшись дальше на людей других стран, на современных мне и на отживших, я увидал одно и то же. Где жизнь, там вера, с тех пор, как есть человечество». Вот как Толстой видит смысл жизни: «Смысл этот, если можно его выразить, бел следующий. Всякий человек произошел на этот свет по воле Бога. И Бог так сотворил человека, что всякий человек может погубить свою душу или спасти ее. Задача человека в жизни – спасти свою душу; чтобы спасти свою душу, нужно жить по-божьи, нужно отрекаться от всех утех жизни, трудиться, смиряться, терпеть и быть милостивым. Смысл этот народ черпает из всего вероучения, переданного и передаваемого ему пастырями и преданием, живущим в народе, и выражающимся в легендах, пословицах, рассказах. Смысл этот был мне ясен и близок моему сердцу».
Лев Толстой считал своим долгом поддерживать всех униженных, оскорбленных, третируемых и гонимых. Всех, с кем обращаются жестоко, применяют насилие. Это его желание внести свою лепту в защиту тех, кто этого действительно достоин, провоцировало его раз за разом к смелым высказываниям, рискованным призывам и не менее рискованным советам. И не так важно было для писателя, в какой стране и в каком городе происходят бесчинства. Унижение народа не имело для Толстого географии.
Теория Толстого о непротивлении злу до сих пор вызывает множество споров и критики. Противники ее стоят на том, что «добро должно быть с кулаками». Но время, события и чувство безмерного сострадания к народу вызвали в графе Толстом стойкую неприязнь к «кулачным боям». Тем более, что кулаги угнетателя намного сильнее кулаков угнетенных. Философия Толстого появилась ДЛЯ народа, для его защиты; она появилась ИЗ народа – в этой вековой терпимости и способности забыть и любить Толстому виделась некая высшая истина. Осознав и приняв это, автор изложил этот акт христианского смирения перед жизнью в теории непротивления злу.
В статье «Неужели так надо» Лев Толстой писал: «Основная причина того, что миллионы рабочих людей живут и работают по воле меньшинства, – не в том, что меньшинство это захватило землю, орудия производства и берет подати, а в том, что оно может это делать, – что есть насилие, есть войско, которое находится в руках меньшинства и готовые убивать тех, которые не хотят исполнять волю этого большинства».
То есть сама первопричина социального неравенства – насилие. Насилие в любом виде отвращало автора.
В статье «Неужели так надо» Лев Толстой рассуждает и об устройстве армии и находит ее «ужасной». Превращение простых деревенских пареньков в машины для убийства, рефлекторно выполняющих указания начальника, развращенных пьяниц и ограниченных людей. Убивая своих же, они ни на минуту не задумаются, почему помогают богатым держать в страхе своих родных и близких, всю Россию.
Сам институт армии Толстым подвергается жесткой критике. Это не профессиональная армия – желание этих людей не защитить, а усугубить. Не патриотизм движет ими, а отсутствие сознания, понимания. Первопричиной этого писатель называет мнение о доблестности профессии убийц. Отсутствие любви, неправильная оценка войны, смерти, страха – причина господства армейского ига.
В марте 1900 года Толстой получил письмо от немецкого солдата Иоганна Клейнпоплена (Kleinpoppen), который описал ужасы войны и губительные последствия и попросил Толстого написать «хорошую книгу против войны». Толстой работал в это время над статьей «Патриотизм и правительство», которая затем была напечатана В. Чертковым в издательстве «Свободное слово» в Англии в 1900 году; в Москве она была напечатана только в 1917 году в издании Толстовского общества «Посредник» и «Свободной жизни». В этой статье автор представляет другую сторону патриотизма – разделение народов, их борьба. Считая отжившей саму суть патриотизма, Толстой говорит о братстве людей, их единении.
Патриотизм для Толстого, прежде всего – причина войн. Орудие в руках правящего круга людей. Его разжигают в школе, в искусстве, доводят до предела. В Германии, например, патриотизм, вошел в ту стадию, когда каждый, даже священник должен был служить – патриотизм так же лишь инструмент для создания армии, создания конфликтов и войн.
Толстой писал в своем воззвании: «Мы … заявляем, что не на стороне войны, убийства и всякого насилия наши сердца и умы, а на стороне вечной Правды-Истины, которая в том, чтобы служить Христовой заповеди любви ко всем людям и оставаться верными Божеской заповеди: не убий!»3.
Публицистика требует особых авторских приемов; злободневные темы – особой подачи. Лев Толстой в своих статьях повторяет свой авторский стиль, привнося так же что-то новое. То, чего не было в его повестях, рассказах, поэмах. Антитеза – прием, которым Толстой пользуется весьма часто. Противопоставляя жизнь богатого человека и простолюдина в разных его аспектах. Приемом достигается нужный накал при понимании различий в жизни двух людей, созданные из плоти и крови, но настолько разных по положению.
В публицистике очень активно используется обращение: письмо студенту, обращение к рабочему и т.д. Это делает работы адресными, практически именными. Лев Толстой всегда был склонен к несколько удлиненной фразе. Оттого повторение основной мысли имеет в какой-то степени разъяснительные функции, привлекает внимание к мысли. Если в статье рассматривается несколько проблем, повторение мысли становится ключевой. А психологическое восприятие этого приема сродни зомбированию. Что касается стиля и языка писателя, то, как считает В. Виноградов: «В языке Толстого с самого начала чрезвычайно рельефно обнаружилась острая и оригинальная смесь архаических и архаистических форм выражения с новаторскими приемами и революционными экспериментами в сфере литературного воспроизведения живого речевого опыта».
Какие бы проблемы ни поднимал в своем творчестве Толстой, как бы ни велики были созданные им образы, главное, наверное, в том, что им осуществлена была могучая проповедь любви к миру и жизни. Жизни, в которой светит свет, безусловно, высшей Правды. Эту проповедь он осуществлял художественными образами. Но строфы пушкинского Пророка» недаром задали направление всей русской литературе. Этот образ привел Толстого к отречению от своих художественных созданий к попытке на склоне лет воплотить образ Пророка в себе самом. Нести Правду не только одними образами искусства, но и всем образом своей жизни.
Духовные искания Толстого привели его к открытию смысла жизни в спасении души и стремлении жить трудовой жизнью простого народа, крестьянина. Писатель хотел изменить сложившийся барский уклад жизни. Он тягостился барскими условиями жизни помещика.
В восемьдесят два года Толстой ушел, покинул Ясную Поляну...
И мир осиротел.
Гений русского писателя и мыслителя Льва Толстого велик; он, безусловно, входит в число выдающихся людей за всю историю человечества. Им по праву должен гордится российский народ.
