«Прав Лев Толстой – лучше петля или тюрьма, нежели продолжать безмолвно узнавать об ужасных казнях, позорящих нашу Родину, и этим молчанием как бы сочувствовать им. Миллионы, десятки миллионов людей, несомненно, подпишутся теперь под письмом нашего великого гения, и каждая подпись выразит собою как бы вопль измученной души. Прошу редакцию присоединить мое имя к этому списку».
– Илья Репин о статье Л. Толстого «Не могу молчать»1.
«Господи, умиротвори Россию ради нищих людей Твоих, прекрати мятеж и революцию, возьми с земли хулителя Твоего, злейшего и нераскаянного Льва Толстого и всех его горячих последователей…»
– о. Иоанн Кронштадтский2.
Такой реакции на публикацию могли бы позавидовать все, кто хоть раз в жизни обращался к перу и бумаге. Все, кроме Льва Николаевича Толстого, для которого в высшей степени активное внимание к своим произведениям, публичным и печатным выступлениям было скорее естественным фоном, непременным условием его творческой и общественной жизни. На самом деле вовсе не честолюбие и не тщеславие двигали великого (что признавали и враги Толстого) русского и мирового писателя высказываться практически по всему спектру актуальных философских, нравственных, политических, общественных, социальных проблем, не подразделяя их на главные и второстепенные.
Вся публицистика Л. Н. Толстого пронизана огромной энергией гения; для обозначения понятия «актуальная аналитика в журналистике» можно выделить статью «Не могу молчать», как пример работы писателя в этом жанре.
Немногие аналитические материалы в периодической прессе способны стать событием в общественно-политической жизни целой страны, а, применительно к масштабам Л. Н. Толстого, и в европейском и мировом общественном мнении, тоже. В отличие от серьезной и резонансной журналистской аналитики, присущей, к примеру, к Герцену, реакция на выступления Толстого была не только широкой, но и оперативной. Причем характеристики статьи «Не могу молчать» в большей степени отвечают критериям журналистики, чем иные публицистические выступления, как самого графа, так и его предшественников и современников.
Статья четко структурирована и, отталкиваясь от информационного повода, исследует системно и всесторонне заявленную проблематику, используя весь комплекс доказательных средств: от общего анализа до конкретного примера, включая проведение журналистского эксперимента (хотя едва ли Толстой задумывался о терминологии).
Применение понятия «актуальная аналитика в журналистике» призвана выявить основные принципы построения текста, работы с источником, предпосылок, сути и последствий описываемых явлений, а так же авторской позиции по отношению к ним. Симптоматично, что заглавный термин имеет свои подтверждения и в последующие исторические периоды, и может быть применим к некоторым современным публикациям. Самое удивительное (и характерное), что эти примеры прямо или косвенно отсылают к личности и позиции Льва Николаевича Толстого.
Основными принципами выявления критериев «актуальной аналитики» являются:
1. Собственно актуальность темы и информационного повода (информационная востребованность).
2. Всестороннее исследование причин, состояния и последствий описываемых событий (объективный анализ).
3. Сознательное включение авторской позиции и отношения к теме повествования (субъективность, как доказательство заинтересованности автора в теме).
4. Вовлечение в тему персоналий, классов и категорий, напрямую несвязанных, или отказывающихся быть причастными к описываемым событиям и их анализу (неформализированное отношение).
5. Резонанс всех целевых аудиторий, затронутых в публикации (обратная связь).
6. Последствия публикаций для адресных и сопряженных с ними категорий целевых аудиторий (мотивация действий).
7. Историческое закрепление эффекта исследования (фактическое подтверждение / опровержение выводов и позиции автора).
Как известно, информационным поводом для подготовки статьи «Не могу молчать» стали репрессии против участников первой русской революции 1905–1907 гг. Участниками революции крестьяне, рабочие и солдаты стали намного позже – благодаря советской пропаганде, а в указанные годы, с точки зрения властей (да и подавляющего большинства населения России), это были, в лучшем случае, мятежники, в худшем, бандиты. Если же подходить объективно, то период обозначенный в истории как первая русская буржуазная революция, характеризуется значительным количеством масштабных, но не координированных протестных выступлений представителей разных классов против: а) работодателей, б) арендодателей, в) командиров, г) представителей властей с различными, в большей степени экономическими и в меньшей – политическими требованиями. Примечательно, что социальный и политический кризисы были спровоцированы самими властями, допустившими «Кровавое воскресенье» (хотя предполагалось, что мирное шествие рабочих Санкт-Петербурга к Зимнему дворцу будет единовременным выпуском пара народного недовольства с последующим всеобщим выражением поддержки Императору Николаю II.
Несогласованность действий полиции, армии и правительства привела прямо к обратному результату. Расстрел мирной демонстрации кардинально срезал уровень доверия к высшей власти, а поскольку за ним не последовало никаких фактических действий по решению проблем ни одного из классов, то объективно послужил детонатором для новых выступлений, стачек, восстаний и сопутствующих им убийств и грабежей.
Как известно, итогами событий 1905-1907 гг. стал политический Манифест Императора о предоставлении подданным части политических и гражданских свобод и реформы премьер-министра Петра Столыпина, которые, с одной стороны, объективно способствовали резкому подъему экономики, а с другой – радикально изменили привычный уклад жизни миллионов жителей огромной Империи. Неизбежность коллапса была предопределена поляризацией и радикализацией позиций представителей как «правящих», так и просто «образованных» классов России, которая стремительно окрасилась в цвета монархического флага: или белое, или черное, а желтый цвет неумолимо превращался в красный, который, в конце концов, залил все остальные…
Предчувствие катастрофы витало в российском обществе, которое жестко и необратимо раскололось на два лагеря: «охранителей» и «ниспровергателей» существующего режима власти. В свою очередь внутри этих лагерей шла беспощадная борьба друг с другом консерваторов и либералов, революционеров и конституционалистов, черносотенцев и анархистов, всех против всех.
И был Лев Толстой. «Матерый человечище», который не примыкал ни к одному политическому лагерю, но чей голос был слышен всеми и повсюду.
Общепринятым стало мнение, что в последние десятилетия своей жизни Лев Толстой переживал тяжелый мировоззренческий кризис. Современный российский писатель и публицист Дмитрий Быков в свойственной ему остроумной манере вообще называет Льва Николаевича ни больше, ни меньше, виновником русской революции:
«Господь, как всякий истинный художник, преследует главным образом эстетические цели. Во второй половине прошлого века Господу было угодно, чтобы на свет появился роман-эпопея, отражающий состояние тогдашнего человечества с той же пугающей объективностью, с какой «Одиссея» отражала мир древнего грека. Чтобы подобное сочинение появилось на свет, потребен был физически крепкий человек с опытом военной службы и светской жизни, болезненно чувственный и обостренно чувствительный, проницательный, самолюбивый, рефлектирующий даже во сне, знакомый с народным бытом и вдобавок владеющий пером.
Господень выбор остановился на яснополянском помещике, у которого были все эти качества плюс материальная независимость. Господь для начала его женил, чтобы окружить совершенным комфортом и направить в одно легальное русло его бешеные вожделения. Невзирая на сотрясавшие его имение приступы рьяного хозяйствования, он сделал так, что «Ясная Поляна» приносила стабильный доход, а вокруг были расположены соответствующие охотничьи угодья, ибо охота разгоняет кровь. Обозрев плоды трудов своих, Господь нашел, что это хорошо, и стал ждать – как выжидает биолог, создавший в чашке Петри условия для размножения бактерий.
Долго ждать ему не пришлось. Через год после женитьбы исключительно удачливый офицер и помещик Лев Толстой принялся писать роман века и за четыре года его доломал-таки.
Дальнейшее Господа не интересовало. Он думал получить русский роман, а получил русскую революцию. Он совершенно не подумал о том, что будет дальше с помещиком, который послужил только орудием. Кого заботит судьба лопаты, когда огород вскопан?»3.
Примечательно, что месседж современного писателя повторяет (вернее продолжает) бесконечную дискуссию о причинах огромной общественной активности Толстого. То, что для самого Льва Николаевича было очевидным и о чем абсолютно рассказал в своей «Исповеди», для многих его современников, исследователей, критиков и даже последователей, стало основным аргументом обоснования его правоты/неправоты. От обывательского «исписался», до категорического «порождение ехидны» (о. Иоанн Кронштадтский) или «зеркало русской революции» (В. И. Ленин) или «Толстой прожил свои восемьдесят лет и стоит теперь перед нами как огромный, покрытый мхом, скалистый обломок другого исторического мира» (Л. Троцкий)4 …
И критиков, и сторонников Л. Н. Толстого объединяло непререкаемое признание его как великого художника и определенное непонимание того, зачем граф Толстой полностью посвятил себя публицистической общественной деятельности. Судя по статье Д. Быкова «Революция как зеркало Льва Толстого», эта загадка не разгадана и по сегодняшний день. Хотя если назвать вещи своими именами и принимать смысл сказанного слова, а не его домысливание, то период создания статьи «Не могу молчать» для ее автора был наполнен активным сопереживанием за народ, и в этом плане не отличался кардинально от предыдущих и последующих, уже немногих лет жизни писателя. И в этот раз проявилось поразительное одиночество Льва Николаевича, несмотря на 80-летний юбилей.
В циркуляре Министерства внутренних дел, подписанном принципиальным оппонентом Толстого П. Столыпиным:
«18 Марта 1908 г.
№ 64505.
Замѣчаемое за послѣднее время усиленное обсужденіе періодической печатью вопроса о способахъ и формахъ чествованія 80-тилѣтней годовщины со дня рожденія одного изъ виднѣйшихъ представителей русской литературы графа Л. Н. Толстого, въ связи съ всемірною извѣстностью этого писателя и тѣми особыми условіями, въ которыхъ онъ стоитъ, благодаря своимъ произведеніямъ, къ Православной церкви и существующему въ Имперіи государственному строю, приводитъ Министерство Внутреннихъ Дѣлъ къ необходимости высказать свой взглядъ на вышеуказанный вопросъ и свое отношеніе какъ къ предстоящему юбилейному торжеству непосредственно, такъ, въ частности, и къ тѣмъ внѣшнимъ проявленіямъ со стороны разныхъ слоевъ общества, которыми оно неминуемо будетъ сопровождаемо.
Въ этихъ видахъ Министерство считаетъ нужнымъ разъяснить, что предстоящее чествованіе помянутаго писателя само по себѣ, конечно, не можетъ и не должно быть поводомъ къ принятію со стороны мѣстныхъ административныхъ органовъ какихъ либо репрессивных мѣръ до тѣхъ поръ, пока тѣ или другія формы и способы этого чествованія не будутъ выходить изъ предѣловъ законности и принимать попутно характеръ демонстративный по отношенію къ существующему госудрственному строю и мѣропріятіямъ Правительства. Посему мѣстная администрація, относясь къ предстоящему событію вполнѣ спокойно и отнюдь не придавая ему государственнаго и даже вообще оффиціальнаго значенія, но вмѣстѣ съ тѣмъ и не препятствуя общественнымъ кружкамъ, органамъ прессы и частнымъ лицамъ въ обсужденіи и подготовленіи празднованія, должна лишь внимательно наблюдать за тѣмъ, чтобы какъ предварительная газетная агитація и предварительная разработка помянутаго вопроса въ собраніяхъ городскихъ и общественныхъ учрежденій, отдѣльныхъ общественныхъ, литературныхъ и другихъ кружковъ, такъ и самое осуществленіе чествованія въ формѣ торжественныхъ засѣданій, спектаклей, чтеній, банкетовъ, посылки депутацій, адресовъ, привѣтственныхъ телеграммъ и проч., не сопровождались нарушеніемъ существующихъ законовъ и распоряженій правительственной власти, а въ случаѣ нарушенія твердо и неуклонно прекращать такія незакономѣрныя проявленія всѣми зависящими средствами, привлекая виновныхъ къ законной отвѣтственности. При этомъ особенно пристальное вниманіе правительственныхъ органовъ должно быть направлено къ прекращенію всякихъ попытокъ къ использованію со стороны неблагонадежныхъ элементовъ населенія настоящаго событія въ цѣляхъ противоправительственной агитаціи, каковыя попытки тѣмъ болѣе возможны, что проповѣдуемыя графомъ Л. Н. Толстымъ идеи представляютъ для подобной агитаціи самый широкій просторъ. Имѣющіяся уже на сей предметъ указанія общаго закона и отдѣльныя распоряженія Министерства и, въ частности, законоположенія и распоряженія относительно періодической прессы и публичныхъ и частныхъ собраній несомнѣнно дадутъ представителямъ мѣстной власти полную возможность поступить въ соотвѣтственных случаяхъ сообразно съ интересами государственнаго порядка и общественнаго спокойствія.
Подписалъ: Министръ Внутреннихъ Дѣлъ, Статсъ-Секретарь П. Столыпинъ; скрѣпилъ: Директоръ Трусевичъ.
Вѣрно: Помощникъ Дѣлопроизводителя В. Гороховскій»5.
Изумительно, что в то время, когда Лев Толстой истово сопереживал страданиям народных масс, его главные враги в лице высшей государственной власти были озабочены проблемой: разрешать или запрещать празднование юбилея писателя. Документ поражает своим страхом перед авторитетом Толстого в российском обществе и по существу констатирует беспомощность и невозможность властей воспрепятствовать или нивелировать значение Льва Толстого и как писателя, и как общественного деятеля.
Что касается собственно позиции Л. Н. Толстого в отношении событий первой русской революции, то она так же хорошо известна – он выступает с призывом в неповиновению правительству и к неучастию в насилии, как правительственном, так и в том, к которому призывают революционеры: «Деятельность участников прежних революций состояла в насильственном свержении власти и захвате ее. Деятельность участников теперешнего переворота должна и может состоять только в прекращении потерявшего смысл повиновения какой бы то ни было насильнической власти и в устроении своей жизни независимо от правительства»6. И далее: « Русскому народу, большинству его, крестьянам, нужно продолжать жить, как они всегда жили – своей земледельческой, мирской, общинной жизнью и без борьбы подчиняться всякому, как правительственному, так и неправительственному насилию, но не повиноваться требованиям участия в каком бы то ни было правительственном насилии, не давать добровольно податей, не служить добровольно ни в полиции, ни в администрации, ни в таможне, ни в войске, ни во флоте, ни в каком бы то ни было насильническом учреждении. Точно так же, и еще строже, надо крестьянам воздерживаться от насилий, к которым возбуждают их революционеры»7.
Разумеется, такая позиция вызывала гнев и истерики из обоих политических лагерей. Это напоминает недавнее высказывание бывшего Президента России Владимира Владимировича Путина: «После смерти Махатмы Ганди и поговорить уже не с кем»8. Да, непротивление злу насилием было принципиальным для Толстого и, очевидно, предвосхитило, а точнее, подготовило, в европейском и мировом сообществе восприятие личности, философии и поступков борца за независимость Индии.
Общественная и мировоззренческая позиция Льва Толстого поистине носила не космополитический, а космический характер.
