«Когда в литературе есть Толстой, то легко и приятно быть литератором, так как Толстой делает за всех. Его деятельность служит оправданием тех упований и чаяний, какие на литературу возлагаются, < > пока он жив, дурные вкусы в литературе, всякое пошлячество, < > озлобленные самолюбия будут далеко в тени. Только один его нравственный авторитет способен держать на известной высоте так называемые литературные течения и настроения». А.П. Чехов «Каждая строчка Л.Н. Толстого жадно ловится на лету не только нашей журналистикой, но и печатью всех государств Европы». Никогда еще русское слово нe имело такого могущества, никогда еще русское слово не приобретаю такого влияния и не поднимаюсь до такой ослепительной высоты, как в словах и мыслях Льва Толстого." «Журнал журналов и энциклопедическое обозрение».1903 г. «Вы наш, журналистов, старший товарищ, старейшина. Одно сознание: «Да ведь я по профессии товарищ Толстого - я убежден - спасло не одного журналиста от нравственного падения». Михаил Лемке. 1902 г. «Толстой для нас больше, чем великий писатель. Он - как бы живой, облеченный в плоть и кровь символ достоинства печатного слова». // Русское богатство. - 1902. - № 8. Н. К. Михайловский «Толстой поднял печатное слово на высоту, недосягаемую для преследования... Да, он поднял свободное слово на такую высоту, перед которой преследование бессильно... Нас ободряет то, что он вынес свет свободной совести и слова за пределы угнетения». В. Короленко "Два царя у нас: Николай II и Лев Толстой. Кто из них сильнее? Николаи II ничего не может сделать с Толстым, не может поколебать его трон, тогда как Толстой несомненно колеблет трон Николая. ... Лев Толстой - это первый и единственный русский писатель, который раньше всех испытал полную свободу на русской земле... Он был исключением из общего правила". A. C. Суворин. Дневник. 1901 г. Владимир Набоков, войдя в аудиторию, чтобы объяснить американским студентам, что такое русская литература, он распорядился поплотнее задернуть шторы. «Темно? — спросил он и, получив подтверждение, попросил включить один софит. — Стало светло? — спросил он. — Это — Пушкин. Теперь включите второй. Светлее? Это — Чехов. Теперь раздерните шторы. В аудиторию ворвался солнечный свет. Это — Толстой!»
