Скандал с выброшенными в разных регионах России на свалку вещами, собранными сочувствующими погорельцам людьми, типичен для России, где понятия общего дела и общего блага расцениваются как сентиментальная чушь и толстовское юродство. ...
Вещи, отправленные пострадавшим от пожаров сердобольными и, как правило, небогатыми людьми, до адресатов не доходят. Они даже не разворовываются (если не считать бытовой техники), а выбрасываются.
Вы будете смеяться, но речь таки опять пойдет о политике и демократии. Есть такой исследовательский проект, инициированный ректором Европейского университета в Петербурге Олегом Хархординым. Называется он Res Publica. Он лишь отчасти посвящен республиканской форме правления. Точнее, эта самая форма правления прямо вытекает из определенного отношения к жизненным обстоятельствам. Исторически res publica – это «общие вещи». В республиканской традиции «республика» – это, как пишет Хархордин, «состояние народа, поддерживаемое постоянным участием граждан в решении общезначимых вопросов».
До недавних пор республиканским способом действий были выборы. С их помощью можно было многое изменить в стране, начиная с 1989 года.
Можно было поменять вообще все, включая политический режим. Потом оказалось, что народ к участию в «общем деле» не готов, и это самое «общее дело» национализировало государство – самое умное, совестливое и честное. Народу же было предложено не париться и погулять пока среди родных осин. Он и погулял.
По дороге обретя невиданной силы политическую апатию, а вместе с ней и поразительного масштаба равнодушие к проблемам своего ближнего. Оно и понятно: если ты ни на что не можешь повлиять, если у тебя отобрали, как у недееспособного, инструменты этого влияния, ты постепенно отучиваешься принимать участие в общих делах и проявлять интерес к общему благу. Об этом вроде как обещало заботиться государство, тем более что денег у него по высокой нефтяной конъюнктуре было завались.
Кончилось тем, что мы не только перестали выбирать себе власть, но и разучились – в большинстве своем – сочувствовать ближнему. А государство, как выяснилось за последние годы, скверно администрирует общее благо, обращая его на пользу отдельным своим представителям, путающим свою шерсть с государственной. И плохо управляет общим делом, считая несущественным все, что не касается напрямую пары десятков людей в сегодняшнем истеблишменте.
Отсюда и украденные из бюджета, то есть у налогоплательщиков, добровольно отказавшихся контролировать нефтечекистское государство, деньги. Отсюда и выброшенные на свалку вещи. Невозможно поучаствовать в общем деле в политике: инструментов нет. Немыслимо проявить человеческое соучастие: оно потеряется по дороге, каналы доставки сострадания и тепла отсутствуют.
Так проявляется связь между большой политикой и малыми, казалось бы, бытовыми делами.
… Кому-то не хочется, например, чтобы ландшафт родного города уродовала «газпромовская» башня. И эти кто-то превращаются в сообщество, состоящее из граждан, то есть неравнодушных людей, объединенных общим делом.
Общее дело – это Химкинский лес. Это синие ведерки. Это, например, локальные требования разрешить автомобили с правым рулем во Владивостоке, потому что они являются кормильцами очень многих тамошних семей. Шкурный интерес превращается в общее дело.
Власть давит тех, кто выступает за свое дело, становящееся общим. И неполитические сообщества легким движением руки превращаются в политические объединения. Общее дело политизируется. ...
Теперь народ, переставший быть сообществом ответственных граждан и превратившийся в равнодушное население, получает то, что получает. Его общие вещи выбрасывают на свалку.
Мы к этому состоянию последовательно шли. Теперь начинается движение в противоположном направлении. Придется пройти заново путь, проторенный двадцать лет тому назад. Чтобы самим не оказаться выброшенными на свалку.
А. Колесников
Вспомним о том, что русское общество, интеллигенция — врачи, учителя, студенты — всегда живо откликались на народную беду: неурожай, голод, эпидемии (холера), пожары, стихийный бедствия. И уже немолодой Лев Толстой, находясь на вершине мировой славы, встает во главе помощи голодающим (см. фотографию: "Толстой помогает голодающим крестьянам Рязанской губернии"): и в 1873 году и в голодные 1890-е годы: 1891-1893, 1898 гг. Он первым откликнулся на газетные сообщения о постигшем Россию неурожае в 1891 году, задав «Страшный вопрос»: есть ли в России голод? объезжает деревни, составляет списки голодающих, устраивает столовые. Лично, сам обходит почти все дворы, пишет статьи, в которых прямо заявил: «Народ голоден оттого, что мы слишком сыты».
Он утверждал, что причина бедствия - несправедливое устройство жизни. «Всегда и в урожайные годы бабы ходили и ходят по лесам украдкой, под угрозами побоев или острога, таскать топливо, чтобы согреть своих холодных детей, и собирали и собирают от бедняков кусочки, чтобы прокормить своих заброшенных, умирающих без пищи детей. Всегда это было! И причиной этого не один нынешний неурожайный год, только нынешний год все это ярче выступает перед нами, как старая картина, покрытая лаком. Мы среди этого живем!». Толстой объяснял, почему нам нельзя жить, высасывая соки из народа: «Нам, русским, это должно быть особенно понятно. Могут не видеть этого промышленные, торговые народы, кормящиеся колониями, как англичане. Благосостояние богатых классов таких народов не находится в прямой зависимости от положения их рабочих. Но наша связь с народом так непосредственна, так очевидно то, что наше богатство обусловливается его бедностью, или его бедность нашим богатством, что нам нельзя не видеть, отчего он беден и голоден».
И.В. Петровицкая
